Обрывки мыслей
Когда пробило двенадцать часов, актер продекламировал: - И вот настал тот день, в который мы... Но тот, кому он сказал это, прервал его: - Оставьте, пожалуйста. Этот день для меня в высшей степени неприятен. - Ах, вы начинаете впадать в сентиментальность. Плохо дело! - рассмеялся актер. Но его собеседник возразил: - Вовсе нет. Но у меня с этим днем связаны воспоминания... - ...Столь страшные, что цепенеет кровь?.. Как и все ваши воспомина- ния! Так облегчите же себя. Сложите с себя на нас тяжкий груз ваших воспоминаний. Мне очень не хотелось бы. Все это до такой степени грубо и дико... - Ах, какие нежности! С какого это времени вы стали заботиться о наших нервах? В то время, когда мы все ходим по шелковистым коврам, ваши ноги то- нут в запекшейся крови. Вы - помесь жестокости и безобидности. - Я не жесток. - Это дело вкуса. - В таком случае я предпочту молчать. Актер протянул ему через стол свой портсигар. - Рассказывайте, рассказывайте. Иной раз бывает очень невредно напом- нить, что кровь и доныне еще струится в этом прекраснейшем из миров. А кро- ме того, совершенно неверно, что вы не хотите рассказывать. Вы хотите расс- казывать, и мы будем слушать. Итак, мы слушаем! Блондин открыл портсигар. - Английская дрянь! - проворчал он.- Все дрянь, что идет из этой прок лятой страны.? Он закурил свою папиросу. И затем начал: - Это было уже давно. Я был тогда еще совсем зеленым фуксом, семнадца- ти лет от роду. Я был так же невинен, как кенгуренок в сумке у его матери, но изображал циничного прожигателя жизни. Должно быть, это выходило забав- но... Однажды ночью в дверь ко мне сильно постучали. - Вставай! - закричал кто-то. - Сию же минуту вставай! Я очнулся от сна. Кругом была совершенная тьма. - Да просыпайся же! Долго ли ты еще будешь заставлять меня ждать? Я узнал голос моего товарища по корпорации. - Войди! - ответил я. - Дверь не заперта. Дверь с грохотом отворилась. Длинный медик ворвался в комнату и зажег свечку. - Долой из постели! - крикнул он. Я бросил отчаянный взгляд на часы. - Но позволь. Еще нет и четырех часов. Я и двух часов не спал. - А я и совсем не спал! - рассмеялся он. - Я пришел сюда прямо из пив- ной. Долой из постели, я тебе говорю, и живо одевайся, фуксик. - Да что такое случилось? Честное слово, я не вижу в этом никакого удовольствия. - Да никакого удовольствия и нет. Одевайся, я расскажу потом. Пока я с усилием смывал с своих глаз сон и, стуча зубами, натягивал штаны, он уселся, сопя, в кресло и закурил свою ужасную бразильскую сигару. Я закашлялся и плюнул. - Ты не переносишь дыма, фуксик? - прохрипел он. - Ни-чего, привык- нешь. Итак, вникай: сегодня утром у нас дуэль городом, в Коттеновском лесу. Я - секундант. Госслер тоже хотел идти со мной. Мы с ним, чтобы не прос- пать и быть на; месте вовремя, всю ночь проваландались в пивной, и он в конце концов раскис. Вот и все. Не мешкай! Я прервал приятеля: - Все это так, но я-то тут при чем? - Ты? Господи Боже, какая же ты телятина! Я не имею никакого желания тащиться туда целые часы наедине с самим собой. И поэтому беру тебя с со- бой. Ну, живо! Это была отвратительная ночь: дождь, ветер, грязь. Мы noбежали по пус- тынным переулкам к нашей корпоративной квартире, где нас ожидала карета. Остальные уже уехали вперед. - Ну, конечно! - бранился мой товарищ. - Вот мы и остались ни с чем, как свиньи. Служитель увез с собой корзину с провизией. Беги наверх, фук- сик, посмотри, не найдется ли в буфетной бутылочки коньяку! - Я звоню, жду, проклинаю, дрогну от холода. Но вот, наконец, добываю коньяк. Мы влезаем в карету, и кучер хлещет лошадей. - Сегодня третье ноября, - проговорил я, - день моего рождения. Нечего сказать, славно он начинается. - Пей! - провозгласил мой коллега. - И к тому же у меня неприятность. Да еще какая! - Пей же, бегемот! - крикнул он и пустил мне в лицо тошнотворное обла- ко дыма, так что я едва не получил морскую болезнь. - Погоди, младенец, - ухмыльнулся он, - я прогоню твои неприятности. И он пустился в рассказы. Медицинские истории с секционного стола. Он был мастер на это! Он вообще не стеснялся с такими вещами: ел завтрак прямо в мертвецкой, не вымыв руки, в промежутке между двумя препарированиями. От- резанные руки и ноги, выпотрошенные мозги, больные печени и почки - все это было ему одно удовольствие. Чем гнилее, тем лучше... Разумеется, я пил. Один глоток за другим из нашей бутылки. Он расска- зал мне десятка два историй, и та из них, в которой фигурировала разложив- шаяся селезенка, была еще сравнительно наиболее аппетитной. Ничего не поде- лаешь: этому учат в корпорации - быть господином над своими нервами... Два часа езды. И вот карета остановилась. Мы выползаем из кареты и шлепаем в сторону от дороги, в лес. Бредем в тусклом утреннем тумане под голыми, безлистными деревьями. - Кто, собственно, стреляется сегодня? - спросил я. - Заткни глотку. Еще успеешь узнать! - проворчал товарищ. Он внезапно сделался молчаливым. Я слышал, как он громко икал, и его хмель проходил. Мы вышли на лужайку. Там стояло человек десять. - Факс! - крикнул товарищ. Наш корпоративный служитель подбежал к нему. - Содовой! Служитель принес корзину. Товарищ выпил три бутылки содовой воды. - Этакая мерзость! - пробормотал он и отплюнулся. И я прекрасно видел, что он теперь уже совершенно трезв. Мы подошли к собравшимся и раскланялись. Здесь были два врача с пере- вязочными материалами. Один из них, старик, был наш корпоративный доктор. Далее, три корпоранта из "Маркий" и их служитель, который болтал с нашим. А в стороне, прислонясь к дереву, одиноко стоял маленький еврей. Я уже знал теперь, в чем было дело. Это был Зелиг Перльмуттер, студент философского факультета, и он должен был стреляться с длинным Меркером. Трактирная история! Меркеры с компанией сидели в пивной, и в это время туда же вошел Перльмуттер с двумя товарищами. Они были встречены яростным: "До- лой жидов!" Двое ушли, но Перльмуттер уже повесил шляпу на крюк; он не за- хотел уступить - уселся и спросил пива. Тогда Меркер вскочил и выдернул из-под него стул, так что тот упал на пол под громкое гоготанье корпоран- тов. Затем Меркер схватил с крюка его шляпу и выкинул ее за дверь в грязь: "Пошел вон, жидюга!" Но маленький еврей, побледнев, как мел, подпрыгнул к длинному Меркеру и - бац! - закатил ему пощечину. После этого, разумеется, его отколотили и вышвырнули вон из пивной. На следующий день Меркер послал к нему секундантов, и еврей принял вызов: пять шагов дистанция, стрелять до трех раз. Зелиг Перльмуттер обратился со своим делом в нашу корпорацию. - Что же поделаешь? - говорил мой товарищ, который в качестве второго уполномоченного разбирал все дуэльные дела. - Нужно давать защиту чести каждому благородному студенту. А благородный студент тот, который, черт ме- ня возьми, еще ни разу не украл ни одной серебряной ложки. Если б даже его звали Зе-зе-лиг П-п-перльмуттер... Маленький еврей в самом деле так заикался, что никогда не мог как сле- дует выговорить собственную фамилию. Вероятно, в корпорации ему понадоби- лось не менее получаса, чтобы изложить благополучно свою просьбу... Он стоял, прислонившись к дереву, в затасканном пальто, с поднятым во- ротником. Боже мой, до чего он был безобразен. Грязные башмаки со стоптан- ными каблуками сидели криво и косо на его ногах. Над ними болталась бахрома брюк. Огромное никелевое пенсне с длинным черным шнуром криво висело над его чудовищным носом, который почти прикрывал толстые сизо-красные губы. Его лицо было изрыто оспой и имело желтый и грязный оттенок. Руки было глу- боко засунуты в карманы пальто. Он упорно уставился в глинистую землю. Я пошел к нему и протянул руку: я - Добрый день, господин Перльмуттер! - П-по-почему с-с-соб-ственно... - возразил он заикаясь. - Фукс, принеси сию минуту ящик с пистолетами! - резко крикнул мой то- варищ. Я крепко сжал грязную руку, которую, наконец, протянул мне еврей, за- тем побежал к нашему служителю, взял ящик с пистолетами и подал его моему коллеге. - Ты с ума спятил? - прошипел он. - Что тебе вздумалось болтать с этим болваном? Первый уполномоченный, пруссак, представлявший собой внепартийное ли- цо, поговорил с секундантами, а затем отмерил длинными шагами дистанцию. Обоих противников пригласили занять их места. - Господа! - начал пруссак. - Мой долг, как внепартийного, сделать хо- тя бы попытку покончить дело миром. Он сделал маленькую паузу. - Я, п-п-пож-жалуй... - тихо заикнулся маленький еврей, - ес-сли... Мой товарищ гневно взглянул на него и яростно закашлялся, так громко, как только мог. Еврей смутился и замолчал. - Итак, противники отклоняют примирение, - быстро постановил внепар- тийный. - Я прошу их обратить внимание на мою команду. Я буду считать: раз, два, три. Противники могут стрелять между "раз" и "три", но отнюдь не до начала команды и не после "три". Пистолеты были обстоятельно заряжены. Секунданты кинули о них жребий, и мой коллега подал один из пистолетов еврею. - Господин Перльмуттер, - промолвил он официальным тоном, - я передаю вам оружие нашей корпорации. Вам делает честь, что вы решили завершить ваше столкновение по рыцарски-студенческому способу, вместо того чтобы бежать к судье. Я надеюсь, что и здесь, на этом месте, вы окажете честь нашему ору- жию. Он всунул пистолет ему в руку. Господин Перльмуттер взял пистолет, но рука его так дрожала, что он едва мог держать в ней оружие. - Черт возьми, да не вертите вы им во все стороны! - продолжал мой то- варищ. - Опустите пистолет. По команде "раз" поднимайте его с быстротою молнии и стреляйте. Не вздумайте целить в голову: так вы никогда не попаде- те. Цельтесь в живот - это самое надежное. А после того как выстрелили, держите пистолет высоко перед лицом: это ваше единственное прикрытие. Поль- зы от него, конечно, немного, но все-таки может случиться, что ваш против- ник, если он выстрелит после вас, попадет вместо вашей персоны в пистолет. И побольше хладнокровия, господин Перльмуттер. - Бла-бла-годарю, - промолвил еврей. Мой товарищ взял меня под руку и отошел со мной в сторону, в лес. - Я, честное слово, желал бы, чтобы наш еврейчик взгрел Меркера, - проворчал он, - я не выношу этого болвана. А кроме того, он, по всей веро- ятности, сам еврей. - Но ведь он самый свирепый жидоед во всем студенческом корпусе! - возразил я. - Вот именно поэтому. Я давно подозреваю Меркеров. Погляди только на его нос. Может быть, он крещеный, и родители его тоже, но только все-таки он еврей. Наш заика не что иное, как помесь прокислого пива и плевков, но он будет мне форменным образом симпатичен, если он пригвоздит длинного Мер- кера. И, в сущности, это просто скандал, что мы притащили сюда этого бедня- гу, как теленка, на бойню. - Да, но ведь он хотел пойти на примирение, - заметил! я, - и если бы ты не закашлял... Но он оборвал меня: - Заткни глотку! Ты этого еще не понимаешь, фукс! Все присутствующие отошли в сторону, в кустарник, и только оба против- ника стояли на лужайке в тусклой полумгле ненастного утра. - Внимание! - воскликнул внепартийный. - Я начинаю: раз!.. два!.. Меркер выстрелил. Его пуля шлепнулась о дерево. Перльмуттер даже не поднял своего пистолета. Все поспешили к дуэлянтам. - Я спрашиваю, последовал ли со стороны "Норманнии" выстрел? - спросил секундант Меркера. - Со стороны "Норманнии" выстрела не последовало!- констатировал вне- партийный. Мой товарищ гневно накинулся на еврея: - Сударь! - вскипел он. - Вы с ума сошли? Неужели вы думаете, что из-за вас мы станем заносить в дуэльный журнал такое свинство? Стреляйте, куда хотите, но только стреляйте! Хоть провалитесь на месте от страха, но стреляйте, черт побери! Не понимаете вы разве, что вы срамите всю корпора- цию, оружием которой вы пользуетесь? - Я, п-пож-жалуй... - заикнулся маленький еврей. На его лбу выступили крупные грязные капли. Но на него уже никто не обращал внимания. Противники получили новые пистолеты, и снова все разошлись в кусты. - Раз... два... и... три! Сейчас же после команды "раз" Меркер выстрелил. Его пуля ударилась в пень, в каких-нибудь трех шагах от его противника. Перльмуттер и на этот раз не поднял пистолета. Его рука нерв но дергалась. - Я спрашиваю, последовал ли на этот раз выстрел со стороны "Норман- нии"? - Представитель "Норманнии" и на этот раз предпочел стрелять. Меркеры оскалили зубы, пруссак улыбался во весь рот. Мой товарищ кидал на них яростные взоры. - Ну и шайка! - хрипел он. - Какое свинство, что я не могу сейчас дать всем им по шее! - А что? - спросил я. - Бог мой! Так глуп может быть только зеленый фукс! - накинулся он на меня.- Ведь ты же должен знать, что здесь сейчас царит мир и что во время дуэли нельзя показывать когти. Но сегодня же вечером все три господина из "Маркий" получат от меня каждый по вызову. Бьюсь об заклад, что у них тогда будут другие рожи. И вздую же я их, черт возьми. Посмотри только, как они паясничают, какой триумфальный вой подняли над нашим оборванцем! К еврею на этот раз он подошел с другого рода убеждениями: - Господин Перльмуттер, я апеллирую не к вашему мужеству - мне кажет- ся, что это бесполезно, - но к вашему рассудку, - спокойно промолвил он. - Послушайте, вы, наверное, не имеете никакого желания, чтобы вас здесь при- кончили, как борова! Ну так, изволите видеть, у вас нет никакой другой воз- можности избежать этого, как только путем нападения. Это вам должно было бы подсказать чувство самосохранения. Если вы прострелите вашему противнику брюхо, то я гарантирую вам, что он уже ничего не сможет вам сделать. А кро- ме того, вы этим сделаете еще доброе дело. Затем мой товарищ прибавил почти сентиментальным тоном: - Ведь, наверное, для вас будет в тысячу раз приятнее, если вы уйдете отсюда с неповрежденной кожей, господин Перльмуттер. Подумайте только о ва- ших бедных родителях. - У м-меня н-нет ро-род-дителей, - промолвил еврей. - Ну, тогда подумайте о вашей возлюбленной... - продолжал мой коллега и вдруг запнулся, взглянув на безобразную физиономию еврея, которая вдруг расплылась в ужасную, унылую гримасу. - Извините, господин Перльмуттер, я понимаю, что вы с вашей... ну, как бы это сказать, - с вашим ликом не може- те иметь возлюбленной. Извините меня, я вовсе не хотел вас обидеть. Но ведь кто-нибудь у вас, наверное, же есть? Ну, может быть... может быть... соба- ка? - У м-меня есть м-мал-ленькая с-соб-бака... - Ну вот, видите, господин Перльмуттер, у каждого человека есть что-нибудь. У меня тоже есть собака, и я уверяю вас, что я никого так не люблю, как ее. Итак, подумайте о вашей собаке. Подумайте, какая будет ра- дость для вас, когда вы вернетесь домой целым и невредимым и ваш песик бу- дет прыгать на вас и визжать и махать хвостом. Подумайте о вашей собаке и... по команде "раз" стреляйте! - Я б-буду стрелять! - с трудом промолвил маленький еврей. Две крупные слезы покатились по изрытым оспою щекам и оставили на них светлые полосы. Он крепко сжал пистолет, который подал ему мой товарищ, и взглянул на моего коллегу с унылой мольбой, как будто его мучило какое-то желание. - Е-если я... - заикаясь, начал он. Мой товарищ помог ему: - Вы хотите попросить меня позаботиться о вашей собаке, если с вами случится что-нибудь? Не так ли, господин Перльмуттер? - Да! - ответил маленький еврей. - Ну, так я даю вам слово и сдержу его, как честный студент. Собаке будет хорошо, можете быть на этот счет спокойны. Он протянул ему руку, и еврей крепко пожал ее. - Бла-благ-годарю! - Стороны готовы? - спросил внепартийный. - Готовы! - воскликнул мой товарищ. - Стреляйте, господин Перльмуттер, стреляйте!.. Это самооборона. Подумайте вашей собаке и стреляйте! Мы снова пошли за деревья. Внепартийный стоял бок о бок со мной. Я не сводил глаз с маленького еврея. - Внимание! Раз!.. Перльмуттер вздернул пистолет вверх и выстрелил. Пуля пролетела где-то над ветками. И он словно застыл, растопырив руки. - Браво! - пробормотал мой товарищ. - Два!.. - Если Меркер имеет хоть искру совести в башке, он выстрелит в воз- дух, - снова пробормотал он. - И... Тррри! В этот момент трахнул выстрел Меркера. Зелиг Перльмуттер раскрыл рот. Чисто и ясно раздались его слова. В первый раз в своей жизни он не заикал- ся. Нет, честное слово, он запел. И запел громко и чисто: ...Век наш юный краток, Быстро пролетит... Пистолет выскользнул у него из руки, и он упал лицом землю. Мы подбе- жали к нему. Я осторожно перевернул е лицом вверх. Пуля попала ему в самую середину лба. Маленькая, дыра... - Я исполню то, что обещал ему! - шептал мне товарищ.- Я велю Факсу сегодня же принести собачонку. Пусть ее подружится с моим Неро. Оба пса бу- дут в восторге, когда я на расскажу им, как я раскатал благородных господ из "Маркии" Спокойной ночи, Зелиг Перльмуттер, - продолжал он еще тише, - ты был грязная перечница и отнюдь не делал чести своему имени, но, черт ме- ня побери, все-таки ты был благородный студент, и Меркеры заплатят мне за то, что они тебя так безобразно ухлопали. Это мой долг перед твоей собакой. Надеюсь, что у нее не так уж много блох!.. Врачи подошли и занялись Перльмуттером. Они промыли рану и вложили в нее газовый тампон, чтобы остановить кровотечение. - Напрасный труд! - сказал наш старый доктор. - Ничего другого не ос- тается, как только писать свидетельство о смерти. - Пойдемте завтракать! - предложил беспартийный. - Благодарствуйте! - ответил мой товарищ официальным тоном. - Мы долж- ны исполнить наш долг по отношению к нашему товарищу. Берись, фукс! Мы подняли тело и с помощью служителя отнесли его через лес на дорогу и положили в карету. - Кучер, вы не знаете тут где-нибудь убежища? - Не знаю. - Но ведь где-то тут в лесу есть общинная больница? - Да, сударь, есть, Денковская. Большая больница. - Далеко отсюда? - Часа два езды. - Поезжайте туда. Это ближе всего. Там мы сбудем его с рук. Мы уселись на задние сиденья. Служитель сел против меня, а другое пе- реднее место занял Зелиг Перльмуттер. Пришлось потратить некоторое время на то, чтобы привести его в сидячее положение. Лошади дергали, и приходилось крепко держать его, чтобы он не сваливался вперед. - Видишь, как хорошо я сделал, что закалял твои нервы, фукс. Вот те- перь тебе это и пригодится. Факс, откройте корзину с провизией. - Спасибо! - сказал я. - Я не стану есть. - Что-о? - продолжал товарищ. - Ты отказываешься? А я тебе скажу, что ты будешь есть и пить, что только за* ушами затрещит. Я отвечаю за тебя, малыш, и не имею никакой охоты привозить тебя домой в состоянии коллапса. Prosit!! Он налил мне большой стакан коньяку, и я опрокинул его в рот. Я давил- ся бутербродом с ветчиной. Я думал, что не смогу одолеть и одного, но съел четыре и залил их коньяком. Дождь хлынул с новой силой. Он хлестал ручьями в дрожащие стекла каре- ты. Карета вязла в грязи. Один из нас должен был попеременно сидеть против мертвеца, чтобы поддерживать его. Мы должны были приехать на место в десять часов и поминутно вынимали часы... Никто не говорил ни слова. Даже мой при- ятель прекратил балагурство. Только "Prosit! Prosit!" раздавалось в нашей карете. И мы пили. Наконец мы были у цели нашего путешествия. Служитель побежал через сад в дом, а мы в это время дали кучеру есть и пить. Из дома к нам вышли два сторожа, а за ними пожилой господин - управля- ющий заведением. Мой товарищ представился ему и изложил свою просьбу, кото- рая показалась врачу, очевидно, в высшей степени тягостной. - Уважаемый коллега, - промолвил он, - это крайне неприятное обстоя- тельство для нас. Мы совершенно неподготовлены для таких случаев. Я совер- шенно не знаю, куда мы денемся с трупом. Нельзя ли вам... Но мой товарищ настаивал: - Невозможно, доктор! Куда же мы-то денемся?.. Впрочем, вы обязаны взять у нас тело и составить протокол. Дуэль происходила в пределах вашего округа. Врач поиграл своей цепочкой и спросил кучера: - Не можете ли вы описать мне место? Кучер описал место, и мрачная физиономия у врача просветлела. - О, я чрезвычайно сожалею, господа, но эта лужайка лежит вне нашей границы. Она принадлежит общине Гуген. Поезжайте туда в провинциальную ле- чебницу для душевнобольных, и там у вас возьмут тело. Мой товарищ стиснул зубы: - Долго ехать туда? - Ну, два с половиной или три часа, смотря по тому, как поедете. - Ага. Смотря по тому, как поедем. Это значит, по меньшей мере, четыре часа. В такую погоду и на усталых лошадях, которые уже с пяти часов утра в работе... - Мне это очень грустно, господа. Мой товарищ начал новую атаку: - Господин доктор, неужели вы в самом деле хотите спровадить нас в та- ком состоянии? Могу вас заверить честью, наши нервы по дороге к вам совер- шенно измочалились... - Мне это очень грустно, - повторил врач, - но все-таки не могу при- нять от вас труп. Вы должны обратиться в ее соответствующую общину. Я не могу взять на себя ответственность... - Знаете, доктор, на вашем месте я все-таки в подобном случае взял бы на себя ответственность... Пожилой господин пожал плечами. Мой товарищ молча раскланялся с ним: - В таком случае поезжайте, кучер, в провинциальную лечебницу в общину Гуген! На этот раз забастовал кучер. Он-де не сумасшедший, замучить лошадей до смерти. Мой товарищ искоса взглянул еще раз на врача, но тот опять пожал плечами. Тогда мой коллега подступил к козлам: - Вы поедете! Понимаете это? Что выйдет из ваших лошадей - безразлич- но. Это уж мое дело. А вы получите сто марок на чай, если мы через четыре часа приедем в Гуген. - Хорошо, сударь! - промолвил кучер. К нам подошел наш служитель. - Если господам все равно, так нельзя ли мне сесть на козлы? Это будет удобнее для вас троих. Вчетвером внутри так тесно.... Мой товарищ рассмеялся и схватил его за ухо. - Ты предусмотрителен, Факс, но и мы не останемся у тебя в долгу. Ты простудишься там наверху под дождем, и твоя хозяйка будет горевать. А поэ- тому марш в карету! Он обратился еще раз к врачу чрезвычайно холодным тоном: - Покорнейше прошу вас, доктор, рассказать нашему кучеру, как ехать. Пожилой господин потер себе руки. - Охотно, уважаемый коллега. От всего сердца. Все, что только могу для вас сделать... И он описал кучеру путь до мельчайших подробностей. - Бессовестная каналья! - шипел мой товарищ. - И я не могу никак выз- вать его на дуэль!.. Мы снова уселись в карету. С помощью ремней, в которых была упакована корзина с провизией, и наших подтяжек мы накрепко привязали мертвеца в его углу, чтобы по крайней мере освободиться от противной обязанности поддержи- вать его. Затем мы забились в наши углы. Казалось, что день сегодня так и не наступит. Все более и более воца- рялись эти тоскливые серые сумерки. Облачное небо, казалось, опустилось до самой земли. Дорога была так разжижена дождем, что мы на каждом шагу заст- ревали в грязи. Грязь брызгала на окна желтыми глинистыми ручьями. Наши старания разглядеть сквозь оставшиеся незамазанными части стекла, где мы едем, были тщетны - мы едва могли различать деревья по сторонам дороги. Каждый из нас всеми силами старался быть господином своего настроения, но это не удавалось. Отвратительный, холодный и промозглый воздух, спертый внутри маленького помещения, заползал в ноздри и рот и оседал по всему ор- ганизму. - Мне кажется, он уже пахнет, - промолвил я. - Ну, это с ним, вероятно, случалось и при жизни, - ответил товарищ. - Зажги сигару. Он поглядел на меня и на служителя: я думаю, наши лица были так же бледны, как и у мертвеца... - Нет, - промолвил он, - так нельзя... Надо устроить маленькую выпив- ку. Бутылки с красным вином были откупорены, и мы стали пить. Товарищ ко- мандовал: Прежде всего мы споем официальную песню: "Юность заботы не знает". И мы запели: Юность заботы не знает. Братья, нам утро сияет Солнцем надежд золотых. Да, золотых... Песнями юность прославим, С песней и жизнь мы оставим. Тихо уйдя от живых, Да, от живых, - В тень кипарисов немых... - ...Прекрасная песня. За здоровье веселых певцов! Да, мы пили. Одну бутылку за другой мы откупоривали и пили. И снова пели. Мы пили и пели. Мы пьянствовали и орали. - Траурная саламандра в честь нашего тихого гостя, господина Зелига Перльмуттера! Ad exercitium salamandris, раз, два, три... Salamander ex est! Факс заканчивает. Остатки долой. - Черт возьми, Перльмуттер, старый пивопийца, вы могли, бы по крайней мере хоть сказать prosit, раз в вашу честь воздвигли саламандру. Пей же, тихоня! - Мой товарищ поднес ему к носу стакан. - Ты не желаешь, дружок? Ну, погоди же. - И он вылил красное вино ему на губы. - Получай. Вот так. Prosit! Служитель, уже совершенно пьяный, крякал от удовольствия: - Хе-хе, не желаете ли покурить? - Он старательно зажег длинную Вирги- нию и всунул ее мертвецу между зубами. - Вино да табак - славная жизнь! - Тысяча чертей, ребята! - воскликнул товарищ. - У меня с собой имеет- ся игра карт. Мы перекинемся в скат. Вчетвером. Один пасует. - Пасовать будет, очевидно, главным образом господин Перльмуттер? - заметил я. - С чего ты это взял? Он играет так же хорошо, как и ты. Вот увидишь. Готово! Сдавай, фукс! Я сдал карты и взял десять себе. - Не так, фуксик. Ты даешь карты господину Перльмуттеру. Воткни их ему в пальцы, пусть он играет сам. Конечно, он сегодня немножко вял, но мы не будем принимать это в дурную сторону. Поэтому ты должен помочь ему. Я поднял руку мертвеца и всунул ему карты между пальцами. - Пасс! - сказал товарищ. - Вскрыть! - провозгласил служитель. - Большой с четырьмя валетами! - объявил я за господина Перльмуттера. - Черт побери! Вот везет, как утопленнику. - Объявляю открытый! - продолжал я. - Вот ведь счастье! - ворчал мой коллега. - Этот еврей сколотил себе состояние даже после своей смерти. Мы играли одну игру за другой, и еврей все время выигрывал. Ни одной игры не потерял он. - Господи Боже! - бормотал служитель. - Если бы он хоть наполовину так удачно стрелял сегодня утром. Хорошо еще, что нам не придется ничего пла- тить ему. - Не придется платить? - вскипел мой товарищ. - Ты не хочешь платить, бесстыдная блоха? Если этот бедняк мертв, так ты хочешь улизнуть от распла- ты? Сию же минуту вынимай деньги и клади ему в карман! Сколько ему следует, фукс? Я сделал подсчет, и каждый из нас сунул по серебряной монете в карман мертвецу. Мой взор случайно упал на конверт с моей фамилией: это было приг- лашение, полученное мною от одного знакомого семейства; меня звали на обед, устраиваемый в мою честь по случаю дня моего рождения. Я невольно вздохнул. - Что с тобой? - спросил меня товарищ. - Ах, ничего. Мне просто опять вспомнилось, что сегодня день моего рождения. - Да, в самом деле? Я об этом совсем и забыл. Prosit, фуксик! Будь здоров! Поздравляю! - И я тоже поздравляю, - промолвил служитель. И вдруг из угла раздался заикающийся голос: - И я т-тож-же П-поз-здравляю!.. Стаканы выпали у нас из рук. Что это было такое? Мы поглядели в угол: мертвец по-прежнему оцепенело висел в ремнях. Тело его качалось, но лицо было совершенно неподвижно. Длинная Виргиния все еще торчала между зубов. Тонкая черная полоска крови текла сбоку по его носу и бледным пепельносерым губам. Лишь никелевое пенсне, забрызганное кровью (он его не потерял даже при падении), слегка дрожало на носу. Мой товарищ первый опомнился. - Что за дикость? - промолвил он. - Мне показалось, что... Давай дру- гой стакан! Я достал из корзины новый стакан и налил его. - Prosit! - воскликнул он. - P-p-rosit! - раздалось из угла. Товарищ схватился рукою за лоб, а затем быстро выплеснул вино. - Я пьян, - пробормотал он. - Я тоже... - заикнулся я и забился покрепче в угол, по возможности подальше от ужасного соседа. - Это ничего не значит! - громко сказал мой товарищ. - Мы будем про- должать игру. Факс, сдавайте! - Я не могу больше играть, - простонал служитель. - Трус! Чего вы боитесь? Боитесь проиграть еще раз? - Пусть он возьмет все мои деньги, но только я больше не притронусь к картам! - Шляпа! - воскликнул товарищ. - Ш-ш-шляпа... - раздалось из угла. Меня охватил невыразимый страх. - Кучер! - закричал я. - Кучер! Стойте! Ради Бога, стойте!.. Но тот не слышал ничего и погонял лошадей сквозь дождь и мглу. Я видел, как мой товарищ закусил себе нижнюю губу, капли крови упали на подбородок. Он резко выпрямился и наполнил снова свой стакан. - Я покажу вам, что корпорант "Норманнии" не знает никакого страха. - И он обратился к мертвому, с трудом отчеканивая каждое слово: - Господин Зе- лиг Перльмуттер, я сегодня убедился, что вы в высшей степени благородный студент, решите мне выпить за ваше здоровье? - и он залпом выпи красное ви- но. - Так! А теперь, милый Перльмуттер, я очен прошу тебя не беспокоить нас. Правда, мы все совсем пьяны! но некоторая доля понимания у меня еще осталась, и я в точности знаю, что мертвый еврей уже не может говорить. Итак, заткни, пожалуйста, глотку! Но Перльмуттер оскалил зубы и громко засмеялся: - Ха-ха-ха... - Молчи! - закричал товарищ. - Молчи ты, собака, или... Но Зелиг Перльмуттер не унимался: - Ха-ха-ха... - Пистолеты!.. Где пистолеты?.. - Мой товарищ вытащил из-под сиденья плоский ящик, открыл его и выхватил оружие. - Я застрелю тебя, падаль, если ты скажешь еще хоть слово! - воскликнул он в безумном бешенстве. Но Зелиг Перльмуттер продолжал каркать: - Ха-ха-ха-ха... Тогда тот прицелился ему прямо в лицо и выстрелил. Трахнуло так, что казалось, вся наша карета рассыплется на куски. Но сквозь пороховой дым еще раз зазвучал ужасный хохот Зелига Перль- муттера. И долго-долго хохотал он, как будто так-таки и не хотел совсем ос- тановиться... - Ха-ха-ха... ..Я видел, как мой товарищ со стоном упал вперед на колени мертвецу. Я слышал из другого угла жалобное визжанье служителя. И целые столетия ехали мы все дальше и дальше в этих ужасных, дождливых сумерках... ...Как мы приехали в лечебницу - все это я припоминаю лишь словно в тумане. Я знаю, что у нас взяли мертвеца, а заодно с ним вытащили из кареты и моего товарища. Я слышал, как он кричал и рычал, я видел, как он бил ок- ружающих и как у него на губах выступила пена. Я видел, как на него надели смирительную рубашку и увели в больницу. Он и теперь все еще там. Врачи определили у него острую паранойю, развившуюся на почве хронического алкого- лизма. Собаку я взял к себе. Это был безобразный ублюдок. Десять лет я держал его у себя, но он все-таки не мог привыкнуть ко мне. Что я ни делал, чтобы заслужить его благоволение - все было тщетно. Он рычал и кидался на меня. Однажды я нашел его в моей постели, которую он всю перепачкал. Когда я стал гнать его оттуда, он укусил мне до крови палец. И я задушил его своей ру- кой. Это было четыре года тому назад - в памятный для меня день - третьего ноября... Теперь, господа, вы понимаете, почему это число имеет для меня такое страшное значение
